Что порождает наше любопытство к прошлому? Красочные картинки учебников? Увлекательные повествования книг? Желание быть хоть немного похоржим на тех, чьи имена отсвящены историей? Да, всё это — движетели того читательского любопытства, которое навсегда остаётся с человекам пристрастившимся к книгам.
Но чтение немыслимо без осмысления прочитанного, и тут всякого читателя рано или поздно ждёт открытие, когда он находит противоречие между тем, что утверждается в одной книге и тем, что пишется в другой. Тут повод либо пожать плечами, удивившись странному непостоянству и противоречивости мнений, либо самому окунуться в изучение вопроса и незаметно для себя стать тем же, кем стал и автор прочитанной книги — исследователем. О прошлом же наши современники наслышаны краем уха, но винить их не стану, так как, зная тот кладезь, откуда „простые” граждане черпают сведения о прошлом Отечества, ограниченности их познаний не удивляюсь. Источников, откуда всякий желающий может узнать о событиях прошлого, немного.
1. Первым из них являются летописи, хроники, отрывочные свидетельства прямых или косвенных участников событий. То есть, всё то, что в науке условно принято считать первоисточниками. Сведения такого рода доступны немногим редким чудакам, находящим время на розыски документов или сведений о них. Их ещё называют исследователями.
2. Вторым источником являются книги, статьи, монографии большого числа этих исследователей. Именно из них любопытный читатель черпает отрывочные сведения и знакомится с мнением исследователей по тем или иным вопросам истории.
3. Третьим в этом списке, но самым важным для „простого”, не любопытного гражданина, является художественная литература. Именно из неё черпаются сведения об истории подавляющим большинством читателей, мало приученных думать, падких на разного рода надуманные красивости.
По степени воздействия на мнение людей в деле формирования отношения к прошлому, художественная литература соотносится к первым двум, как десять к одному, но о способностях мастеров пера я судить не буду — это право их читателей. Но поскольку творцы нетленных исторических романов черпают сведения из трудов исследователей, задамся вопросом: соответствуют ли познания этих исследователей-историков требованиям науки, которой они, судя по их словам, призваны служить?
Когда-то я благоговел перед трудами мэтров. В каждой их книге я видел кладезь истин. Но один раз обратил внимание на странность — схожесть цитат из Ибн-Фадлана. Чей труд не возьми в руки — набор цитат из этого труда у всех исследователей одинаков. По молодости лет я полагал, что труд Ибн-Фадлана — небольшой, и нет надобности браться за его изучение, так как из приведенных цитат я могу полностью судить о содержании манускрипта „посла к царю славян”. Однако по прошествии лет, я снова обратил внимание на то, что и новые исследование содержат всё тот же набор цитат и выдержек из текста Ибн-Фадлана. Это меня и насторожило. Упрекнув себя в лени, я разыскал текст Ибн-Фадлана, а когда прочёл его, то был поражён. Оказывается, наши мэтры исторической науки его не читали, а просто списывали понравившиеся выдержки из трудов других „мэтров”.
Написать научную работу по истории — проще простого. Достаточно определить тему, запастись цитатами из работ известностей, разбавить эти цитаты своими замечаниями, составить библиографический список и... работа готова. Если же эта историческая работа еще совпадает с мнением сильным мира сего, то успех такой работы обеспечен.
Как видно из приведенного, основа всего — это чаще ссылаться на мнение известностей, ведь высказывания предшественников оценивается как первоисточник. Достаточно сослаться на мнение Л. Гумилёва или Данилевского, и сразу становится ясно, что создатель очередного исторического труда — человек недюжинного ума, раз знаком с их писаниями. Это — что касается известностей. Что касается историков живших столетия до нашего времени, то их мнение и их высказывания являются непререкаемыми.
Что же представляют собой те, кто с упорством, достойным лучшего применения, тщатся поведать согражданам о своих исторических изысках? Чтобы не быть голословным, приведу образец „учёности” такого рода дипломированных специалистов. Так, на одном из сайтов в интернет: rusruh.narod.ru размещена статья, в которой приводится выдержки из "Поучения" киевского князя Володимира Всеволодовича Мономаха. Старательно переведя текст на современный украинский язык, автор сайта вставляет примечания: „Батько мій, сидячи дома, розмвляв п'ятьма мовами (Ярослав Мудрий)”
Как видно из приведенной цитаты, автор в скобках даёт пояснение, что в данном случае, имеется в виду не больше и ни меньше, а Ярослав Мудрый. Он так и написал в скобках, прямо в приводимом тексте, чтобы никто из читателей не усомнился в его „познаниях”. Что же можно сказать по этому поводу?
Дело в том что, князь Володимир Всеволодович Мономах пишет в поучении о своём отце, которым являлся Всеволод Ярославич. Ярослав „Мудрый” был лишь дедом Володимира Мономаха, о котором внук совершенно не упоминает в своём сочинении. Подобное нелепое примечание бросается в глаза всякому человеку, знакомому с отечественной историей.
Выдёргивая из оригиналов отдельные слова, «историки» стремятся, играя на неосведомлённости читателя, внушить ему те или иные мысли, которые они почитают за истину. Таковы методы исследований, используемые как классиками отечественной истории, так и многочисленными распространителями исторических знаний. Не следует думать, что подобные опусы присущи только „учёным” нашего времени, когда не знания, а получение бумажного свидетельства является истинной целью окончания того или иного учебного заведения.
Возьмём в виде другого примера хрестоматию по древнерусской литературе, изданной ещё в 1980 г., неким Н. И. Прокофьевым когда, как нам всем кажется, к обучению подходили ответственней.
Так на странице 103 в примечании читаем сноску: „Болеслав — польский король Болеслав II (1058-1051)”, тогда как в тексте Киево-Печерский патерика, о преподобном Моисее Угрине, к которому и относится данное примечание, речь идёт вовсе не о нём, а о первом короле Польши Болеславе Храбром, жившем в более раннее время и приходившемся Болеславу II прадедом. Поскольку подобные ошибки, а также, более чем сомнительный перевод с древнерусского на русский, и в других книгах встречается во множестве, то не трудно видеть, что не может быть речи о досадных опечатках. Дело в обычном невежестве.
Небезызвестный Данилевский, рассуждая об эпохе Киевской Руси в своих лекциях, задался целью предположить, каковой же была численность великокняжеской дружины. Сведений в русских летописях он не нашёл но, как подобает упрямому исследователю, обратился к истории соседних государств, чтобы на основании тамошнего происхождения манускриптов и путём нехитрых соответствий, дать ответ. Он так и пишет: мы, дескать, не знаем, какова численность киевской дружины великого князя, но можем предположить, что раз в Гнездно, при дворе польского короля Болеслава, кормилось шесть сотен, то, стало быть, примерно такой численностью воинов располагал и киевский князь. Любопытно бы знать, куда глядело это, с позволения сказать, научное светило, если не удосужилось отыскать в русских летописях сведения о численности воинов киевского двора?
„Восемь сот отроков маю!”— гордо говорит князь Святополк.
Эти его слова сохранены летописцем, который рассказывал о внезапной войне с половцами весной 1088 года. О причинах войны я рассуждать не буду, скажу только, что из летописи явствует — обеспокоенные вторжением половцев киевская знать, бросилась к Святополку с вопросом: достанет ли сил отбить врага? Назвав численность своей дружины, самонадеянный Святополк Изяславич полагал, будто такой численности достаточно для отражения нашествия иноплемённых.
Из явленного примера видно, что наш знаток, время от времени скармливающий читателя своими научными изысканиями, если и читал летописи, то с пятое на десятое.
Я был бы рад этих строк не писать, если бы приведенное выше являлось досадной опиской, но, к сожалению, у г-на Данилевского подобные ляпы встречаются едва ли не через абзац.
Из приведенного видно, сколь убоги знания г-на Данилевского в вопросах истории. Человек, не давший себе труда внимательно прочитать летописи, рассуждает о том, что думал летописец во время своего труда, и все эти, и подобные этим, рассуждения, выдаются общественности как научное откровение.
Не менее поразителен случай и с так называемым "оберегом Володимира Мономаха".
Если бы о найденном обереге была летописная запись, вроде такой: "лета 1109 был на охоте князь Володимир и обронил золотой оберег с ликом святого Василия, и горько "плакашася об утрате", то вполне обоснованно было бы связать найденный оберег с тем, о котором шла речь в источнике. Но ни о каком обереге, принадлежавшем Володимеру Мономаху, летописцы речь не ведут. Спрашивается, на каких основаниях учёные мужи берутся утверждать, что найденный оберег принадлежал Володимиру Мономаху?
На основании изображения святого Василия? Но такое имя носили достаточно много знатных людей.
Но, может быть, подобное невежество свойственно учёным Украины и сопредельных с нею стран? К сожалению, это не так.
Датский историк Йоганссон исследуя материалы гнездовских захоронений, насчитал 8% которые можно определить как захоронения скандинавского типа. Ещё 2% процента захоронений он отнёс к скандинавским по той причине, что в них встречаются скандинавские вещи. В сумме — 10% . К каким же выводам пришёл этот Йоханссон? К самым что ни есть удивительным! На основании того, что среди всех захоронений найдено 6% скандинавских, он утверждает, что Гнездово являлось скандинавским некрополем и, уже отталкиваясь от собственного утверждения, рассуждает о значительной роли мифических варягов в истории Руси.
Весьма показательно, что перу г-на Данилевского принадлежит разгромная статья „Мародёры на дорогах истории”, в которой он изобличает измышления другого светила исторической науки, светила скандального — некоего г-на Фоменко но, как видно из приведенных примеров, и тот и другой, по уровню своего невежества, вполне стоят друг друга. Г-н Фоменко — академик по части математики, то есть, науки, не терпящей фантазий.
Где же дать волю разыгравшемуся воображению, как не на просторах истории и вот уже, закусив удила, академик приводит следующую систему доказательств, для обоснования своих утверждений. Ход его размышлений я передаю в своём изложении: „...так как, в жидовском языке текст пишется справа на лево, следовательно, имя „Нарцесс” христианские книжники перевели как „Цезарь” и, таким образом придумали никогда не существовавшего Цезаря”— это образчик рассуждений Т. Фоменко, и для рядового читателя такое рассуждение может показаться не лишённым смысла, если бы не сам здравый смысл — по Фоменко выходит, что христианские книжники, переводя текст с жидовского языка на латынь, почему-то читали его правильно, раз смогли понять смысл написанного, но вот имя „Нарцесс” почему-то прочли не справа налево, как был написан текста, а слева направо! И это всё притом, что текст был написан сплошняком, без разбивки на слова!
Но, может быть, упрёки в бездарности относятся только к исследователям нашего времени? Увы, невнимательностью грешили и наши предшественники, а поскольку труды историков древности в учёном мирке принято почитать за первоисточники, то ошибки всех этих Геродотов, приводят к искажениям истории и как следствие этого — нашему неправильному пониманию событий прошлого.
Взглянем, к примеру, на пресловутых антов. Как спешат уверить нас создатели учебников истории, „анты”— это славянское племя. При этом, составителям бредовых учебников — всем этим академикам и докторам, почему-то не приходил в голову простой вопрос: откуда у славян такое „неславянское” и несколько „античное” название?
Откуда вообще взялось слово „анты”?
Отвечая на этот вопрос обычно принято ссылаться на Иордана, который впервые упоминает названия славянских племён. Однако Иордан не первый, кто принёс в историю название анты. Первыми историками были П. Кесарийский и император Маврикий, из трудов которого, похоже, и черпал свои сведения о славянах Иордан.
Так как же выглядят названия славянских племён у Кессарийского и Маврикия? Анты и склавины? Ничуть... Вот, как выглядит запись названий славянских племён на греческом языке, сделанная этими историками:
Если прочесть написанное, то видно, что ни о каких антах и склавинах не идёт речь. „экславнвои” и „а втаи” — вот, как звучат названия племён в трудах этих почтенных людей.
Относительно „экславнвои”, обращает на себя внимание „славнвои”, а относительно „а втаи” нельзя не видеть смысла в самоназвании славянского племени „а втаи” — очень созвучно литовскому слову „таика”, что означает „мир”, „спокойствие".
Сопоставляя смысл обеих названий, нетрудно видеть, что славянский мир делился на два племени (или союза племён) один из которых, а именно "славои" осуществляли натиск на дунайские провинции Византии, а другие вели достаточно мирный, спокойный образ жизни.
Таким образом, Иордан, а затем и другие, исказили названия славянских племён до неузнаваемости.
Но вернёмся к нашим Иорданам.
Вышеприведенные примеры взяты мной не случайно. Они вполне опредёлённо указывают на степень владения сведениями из истории тех, кто берётся учить этому предмету общественность. Доверять публикациям подобного рода, какими бы учёными званиями не прикрывались их сочинители, нет смысла, если в качестве цели ставится познание прошлого.
Вышеизложенное — повод не только для серьёзных сомнений в известном, но и повод к тому, чтобу уяснить для себя картину прошлого и явить её читателю в следующих статьях, которые не будут являться перессказом истории, а представлять для наглядности отдёльные её слепки. Не представляя собой целостного и последовательного рассказа, все последующие статьи связаны между собой едином замыслом: показать историю нашего отечества в его наиболее спорных, ярких и грустных примерах.
|