© Александр Нехристь на главную О Д К У Д А   Т Ы,   С В Я Т А Я   Р У С Ь ?.. Во времена оные переписывание истории с целью возвести своих предков к консульству, было обычным занятием римлян. В наших пределах, первое поколение непоротых дворян быстро усваивали любовь западной аристократии к возвеличиванию предков, зачастую имевших происхождение более чем сомнительное. Показательна история с семейством Бестужевых, которые утверждали, что ведут свой род не от безстыжих (безстужий — безстыжий) служилых холопей, а от англичанина по фамилии Бест. Эта история в своё время немало забавляла современников, я же вспоминаю её всякий раз, когда заходит речь о так называемом „Рюрике”. Если же взглянуть на суть исторического вопроса шире, то становится заметна удивительная закономерность — правящие династии большинства развитых европейских государств были чужеземными среди подвластных им народов. Так обстояло дело во Франции, Англии, в государствах Италии... Не отстали в этом вопросе и у нас — сказки о Рюрике давно уже подаются как нечто научно доказанное, и потому не подлежащее сомнению. Находят в этих сказках даже некую историческую красивость... Хорошо это или плохо — не мне судить. Для меня важнее другой вопрос — так ли это было и было ли вообще? На снимке - немые свидетельства прошлого - валы гнездовского городища. Отстаивая миф о действительности „Рюрика”, учёный московитствующий элемент ничуть не задумывается, над тем, что и современные украинские историки, те самые, которые не так давно, вытирали ноги о норманнскую теорию, стали в одночасье её горячими сторонниками. Стремление вернуть Киев в семью цивилизованных европейских народов, подвигает их к „подчистке” истории и уже без всяких оговорок норманны признаются ими как создатели Киевской Руси. Для того чтобы подкрепить свои выводы научными рассуждениями учёные не гнушаются любой нелепости, которую они только способны облачить в заумное сплетение словес, слегка подправленных цифирью. Вот образчик рассуждений некоего Лебедева. Обращаю внимание на то, как сей учёный муж понимает археологические находки, и к каким он приходит следствиям. Итак, он пишет: „В кладе у д. Кислая, вместе с арабским серебром найден и датский полубрактеат Хедебю (ок. 825 г.), поступивший, видимо, по Двинскому пути из области наиболее ранней стабилизации славяно-скандинавских отношений”. Из этого, и подобного этому, Лебедев делает вывод о существовании тесных славяно-скандинавских торговых связей. Получается, что в клад, где среди россыпи арабских монет найдена всего лишь одна из Хадебю, свидетельствует в первую очередь о "тесных славяно-скандинавских" связях, а вот о тесных славяно-арабских связях она не свидетельствует, а если и свидетельствует, то во вторую очередь (?) На данном примере хорошо видно, как путём внешне правдоподобных, но в сути своей нелогичных рассуждений, ловкий проходимец от истории, извращает исторические факты, выводя из находки клада вовсе не те следствия, которые вытекают из самого состава находки. Так и читается между строк: „Мы — плоть от плоти западной Европы! Мы — творение западной Европы!”. Чего стоят одни только строки из учебников истории, в которых чёрным по белому писано: „Ярослав со своїми помічніками — варягами”, „помічники-варяги”. Всё это для того, чтобы „теоретически” обосновать направление внешней политики и т. д. Лично я убеждён в том, что направление внешней политики нашей страны не нуждается в подобных „услугах”. Норманнская теория покоится на двух и только на двух составляющих: летописном тексте о призвании варягов (прямом свидетельстве) и перечне названий днепровских порогов, приводимых Константином Багрянородным в своём трактате „Об управлении империей” (косвенном свидетельстве). Последнее настолько основательно рассмотрено в известной статье Брайчевского, что нет смысла повторять то, в чём согласится всякий здравомыслящий человек. Всем, кто интересуется прошлым нашего отечества, я советую ознакомиться с его трудом. Норманнская теория возникла с лёгкой руки немецкого историка Миллера, работавшего в московитской империи, после известного доклада в Академии наук. Эта теория никогда бы не выплеснулась наружу, если бы неудачное время её появления — именно в те дни, когда был опубликован доклад, московитское воинство в очередной раз одержало победу над Швецией. Гневу Ломоносова, требовавшего едва ли не смертной казни для Миллера, не было предела. Миллер попал в опалу и впоследствии вынужден был покинуть Московию. Это непропорционально болезненная реакция на работу Миллера только подлила масла в огонь научных споров, которые стали выходить из чисто научной плоскости в плоскость политическую. Вернувшись на родину и затаив обиду, Миллер издал Историю. Так как это был первый труд доступный широкой публике, то нет ничего удивительного в том, что именно на нём выучилось не одно поколение западноевропейских учёных. Итак, суть первого утверждения Миллера: 1. Уставшие от межродовых распрей новгородцы, решают пригласить на княжение представителей неславянского племени. Выбор их пал на варяга „Рюрика”. Рассматривались ли иные кандидтуры на новгородский стол? Рассматривались. В качестве претендентов выступали хозары, кияне и „дунайчи”, но выбор пал на „Рюрика”. Могло ли такое произойти в принципе? Конечно, могло, но только „Рюрика” вряд ли бы стали приглашать. Ведь целью приглашения является устроение государства, как утверждают норманнисты. Как же тогда могли пригласить славяне тех, кто не в состоянии был построить это государство для самих себя? Если верны утверждения некоторых исследователей о тождестве Хрорика Ютландского и летописного „Рюрика”, то тогда история с приглашением выглядит совсем фантастической. Думаю, читатели согласятся что, вряд ли бы кто стал приглашать человека, которого без конца лишали владений и всячески унижали. Напомню, так же, что первые скандинавские государства возникли тогда, когда Киевская Русь уже была государством состоявшимся. Суть второго утверждения Миллера: 2. Призванных на княжение варягов расселяют в городах. „Рюрик” селится в Ладоге, второй его брат — в Изборске, третий брат — в Белоозере. Вроде бы убедително, но дело в том, что приглашённых править расселяют почему-то не в стольных городах, а в пригородах. Дело в том, что Ладога, Изборск и Белоозеро были не городами, а пригородами больших и стольных городов — Новгорода, Пскова и Ростова. Слово „пригород” в древности имело несколько отличное от нынешнего значение и означало не посад, как назывались строения вокруг старой части города, а поселение, расположенные зачастую на большом удалении от „настоящего” стольного города, но подчинённое ему административно. Известно, что города Суздаль, Ярославль и даже новопостроенный Владимир на Клязьме не смотря на то, что не уступали Ростову по численности населения, считались ростовчанами не городами, а пригородами — со всеми вытекающими отсюда следствиями. Именно таковыми пригородами и были города, где якобы расселили мифических братьев княжить. Согласитесь — очень сомнительная честь для тех, кто призван править большим народом. Точно так же обстояли дела и на Руси, куда отправились покинувшие „Рюрика” „Аскольд” и „Дир”. Они поселяются не в Киеве, а в селе Угорском, где и ютились в пещерах, долгое время называемых варяжскими. Именно там они впоследствии и были убиты. Странное и здесь получается княжение у призванных властвовать варягов. Если же к сказанному добавить, что и под Смоленском — в Гнездове, располагался город, где найдены захоронения скандинавов, то картина приобретает логическую завершённость — скандинавы на Руси были в качестве наёмной силы, иначе их поселения вблизи стольных городов ничем нельзя иным объяснить. По понятным причинам наёмное войско держали под боком, но только не в стольном городе, а это говорит о том, что „приглашённые править” были все го лишь наёмниками. Суть третьего утверждения Миллера: 3. Приглашение варягов жителями Новгорода, Пскова и Ростова и прочей чудью является легитимным для Руси. Это самое из сомнительных утверждений немецкого историка, ведь другие восточнославянские племена участия в „приглашении” не принимали. О какой же легитимности данного события можно вести речь? Насколько оно было обязательно для тех же полян? Ясно, что возводить истоки государственности к событию племенного масштаба (а именно таким событием и было рассматриваемое в статье приглашение) нельзя. Даже беглый взгляд на обстоятельства „призвания”, изложенных Миллером на основании записи в ряде летописных текстов, убеждают в полной исторической недостоверности этого свидетельства. Но учению Миллера, построенному на его основе, нашлось множество последователей. Всё это в совокупности получило название „Норманнской теории происхождения Руси” или „норманнизма”. В виде образца этого норманностроительства, приведу следующий пример из изысканий западноевропейских учёных, о некоем варяге Рогвальде, захватившем г. Полоцк. Этого Рогвальда принято отождествлять с летописным Рогволодом, дочь которого Володимир „поя” в жёны. Сопоставляя дату, невесть из каких анналов взятого сообщения, с летописной подпевкой о том, что оный Рогволод пришёл „из-за моря” и датой гибели Рогволода, мы получаем фантастическую цифру: летописный Рогволод должен был жить более сотни лет и к исходу своих древних лет иметь дочь на выданье (!). Не менее фантастической выглядит и история с убиением Аскольда и Дира. В начале своего повествования летописец особо подчёркивает, что ни Аскольд, ни Дир родственниками „Рюрика” не являются. Испросившись у него они уходят вниз по Днепру и прибывают в Киев, где поселяются в варяжских пещерах вырытых невдалеке села Угорского. (Для тех, кто не знает, где располагалось Угорское, сообщаю, что это село находилось на месте нынешнего Печерского монастыря). Положим, Олег действительно подкрался к Киеву с войском. Положим, он действительно захватил Смоленск и Любеч, и даже предположим невероятное: в Киеве об этом совершенно ничего не знали. Но, как мог Олег узнать о местонахождении Аскольда и Дира? Откуда он мог знать, что Аскольд и Дир живут в с. Угорском, а не поехали на охоту, или не отправились в гости к молоденькой боярышне, мужа которой предусмотрительно отправили с посольством в Царьград? Тот, кто хоть раз был на старокиевской горе, должен помнить, что представляет собой местность. Высота днепровских склонов здесь просто поражает воображение. Если верить летописной легенде, то приехавшие варяги-купчики подбочась, расхаживают по днепровскому песку в нетерпеливом ожидании, когда два киевских князя, путаясь в портках, сбегут к ним вниз — засвидетельствовать своё почтение. Представить такое попросту невозможно, но по летописи, Аскольд и Дир послушно сбегают к Днепру и становятся жертвами Олега. Поразительна и история с маленьким Игорем. Известно множество случаев, когда государи брали с собою в походы детей, но та же история не знает ни одного случая, чтобы на вылазку (притом рискованную) брали грудных детей, ведь чтобы явить Игоря, Олегу пришлось вынести его на руках из ладьи, настолько тот был мал. Напоминаю читателям и о поразительной записи летописца в начале рассказа: „...И быша у „Рюрика” два мужа, не от роду его, но боярина". Из приведенного понятно, что Аскольд и Дир были боярами „Рюрика", но не его родственниками, что особо подчёркнуто летописцем. И вот, тот же летописец, напрочь забыв, о том, о чём сам же писал десятком строк выше, вкладывает в уста Олега поразительные слова: „Мы — гостье. Идём от Олега и Игоря княжича. Придите к нам, к родственникам своим”. Теперь выходит, что Аскольд и Дир родственники Олегу и Игорю? Но ведь ранее летописец подчёркивал прямо противоположное! Рассказ летописца заканчивается совершенно неожиданно — захвативший Киев Олег объявляет: "се Кыев буде мати градам руським”. Вот такой странный конец! Отныне победители должны платить дань побеждённым! Совокупность нестыковок, противоречий летописного рассказа столь велика, что даже без привлечения дополнительных источников, можно с уверенностью утверждать: история с призванием варягов, не более чем обычная выдумка власть имущих, для того чтобы возвысить свой род — точно так же в Древнем Риме измышляли несуществующие консульства, возводя своих предков к героям Гомеровской Илиады или прямо к богам. А чего стоит одна только легенда о прародителе "всех франков" Меровее — „рождённого морем”? Отдельного разговора заслуживает запись летописца, что „...Од тех находников, од варяг и прозвашася Русью”, понимаемая некоторыми представителями исторической доктотуры, как прямое указание на то, что собственным именем варягов, пришедших на днепровские берега, было имя „Русь”. Сколько не искали эту „русь” в Скандинавии, в польском, германском и датском поморье, сколько не пытались вывести слово „русь” из всевозможных других слов (например: „руги”) всё это, не проясняло летописных строк. Между тем, всякому, кто хоть немного знаком со старорусским языком, ясно, что предлог „от” означал не только понятие направления, но и понятие действия. „Убит от половец” — так писали летописцы, когда хотели сказать, что кто-то убит половцами. То, что поляне прозвались Русью именно пришедшими в Киев варягами, косвенно подтверждает Флетчер. Он приводит содержание любопытного разговора, показательного с точки зрения того, как понимал свою родословную Иван Грозный. „Иван Васильевич, отец теперешнего царя, часто гордился, что предки его не русские, как бы гнушаясь своим происхождением от русской крови. Это видно из слов его, сказанных одному англичанину, именно, его золотых дел мастеру. Отдавая слитки, для приготовления посуды, царь велел ему хорошенько смотреть за весом. — Русские мои все воры,— сказал он. Мастер, слыша это, взглянул на царя и улыбнулся. Тогда Царь, человек весьма проницательного ума, приказал объявить ему, чему он смеется. — Если Ваше Величество просит меня,— отвечал золотых дел мастер, — то я вам объясню: ваше величество изволили сказать, что русские все воры, а между тем забыли, что вы сами русский. — Я так и думал,— отвечал царь,— но ты ошибся — я не русский. Предки мои — германцы. Русские полагают, что венгерцы составляют часть германского народа, тогда как они происходят от гуннов, занявших насильно ту часть Паннонии, которая теперь называется Венгрией”. Скандинавы на Руси — вполне естественное явление. И история немыслима без них, как не мыслима без жидов Одесса. В исландских сагах, которые несут в себе отголоски действительных событий, служить конунгам страны Гардарик — большая честь. Вряд ли бы потомки завоевателей рассыпались в таких любезностях, будь их предки правящей верхушкой русского общества, да и говорить о том, что скандинавы осваивали Днепровские просторы, нет никакого основания, особенно если учесть, что сами они униженно просят у Володимира Святославича проводников, чтобы те провели их вниз по Днепру. Где же хвалёная мореходская хватка всех этих данов и свеев? Не следует забывать, что разгромленные ромеями и выброшенные на берег бурей скандинавы, слёзно просят сына Ярослава Мудрого, дать им воеводу, который бы вывел обезоруженное войско на Русь. Где же хвалёные познания в географии, которые приписывают норманнам? Главенство варягов никак не отражено и в древнерусском законодательстве, что очень странно с точки зрения утверждений об их значимости в политической жизни Руси. Русская Правда чётко и недвусмысленно разделяет варягов, русь и славян. Для руси, законы несколько иные, чем для „варяга или колбяга”. Временный характер пребывания скандинавов подчёркивает и статья, где варягу в суде разрешается выставить меньшее число свидетелей, чем русину (составитель закона уравнивал в правах приезжего варяга и русского, имевшего кучу друзей и родственников) Весьма показательно, что путь, которым проникали скандинавы на Русь, ясно указан в летописном тексте, где помещён рассказ об убийстве варягов-христиан. Из него мы знаем, что они прибыли в Киев с Царьграда и держали свою веру „в тайне”. Константин Багрянородный в своём известном труде „Об управлении империей” подробно описывает днепровские пороги и приводит их названия, как ему кажется, „по-русски” и „по-славянски”: „Прежде всего, они приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски и по-славянски „Не спи”. Теснина его столь же узка, сколь пространство циканистирия, а посредине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издает громкий страшный гул. В виду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и, высадив людей на сушу, а прочие вещи, оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая дно своими ногами, волокут их, чтобы не натолкнуться на какой-нибудь камень. Так они делают, одни у носа, другие посредине, а третьи — у кормы, толкая ее шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог, по изгибу у берега реки. Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски „Улворси”, а по-славянски „Островунипраг”, что значит в переводе „Остров порога”. Он подобен первому, тяжек и трудно проходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый „Геландри”, что по-славянски означает „Шум порога”, а затем так же — четвертый порог, огромный, называемый по-росски „Айфор”, по-славянски же „Неясыт”, так как в камнях порога гнездятся пеликаны. Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за печенегов. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипраг, ибо он образует большую заводь, и, переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как в первом и во втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанти, а по-славянски „Веруци", что означает „Кипение воды”, и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски „Напрези", что переводится как „Малый порог". Затем достигают так называемой переправы Криория, через которую переправляются херсонеситы, идя из России, и пачинакиты на пути к Херсону». Я не буду говорить, о том, что пороги перечислены не все, и не в последовательном порядке, равно как и о том, что помимо порогов на Днепре есть ещё и „заборы”. Итак: Эссупи, Геландри, Айфор, Леанти, Варуфорос, Струкун. Не надо быть лингвистом, чтобы понять — названия эти какие угодно, только не скандинавские. Все эти названия восходят ко временам арийской общности, как в случае со словом „Геландри" (единственным из всех, которое несколько созвучно скандинавскому „Шумящий”). Я не буду подробно разбирать семантику и лингвистическую основу слов приведенных покойным басилевсом, тем более, что всё это сделано исследователем Брайчевским М. Ю. который был абсолютно прав, когда обращал внимание на поразительное сходство названий приведенный Константином, со словами современного осетинского языка. От себя замечу лишь одно: область порогов во времена Багрянородного не была славянской землёй. Это был участок пути, который славяне проходили, но которым они не владели. Поэтому строить спор на основании названий Днепровских порогов просто бессмысленно. Роль скандинавов со всевозможными натяжками преувеличивается исследователями, которым недостаёт внимания прочесть поразивший их воображение источник. Речь поедёт о посольстве князя Игоря к грекам и о его договоре с ними. „Посла Игорь за море, вабя варягы на Грекы”. То есть: Игорь посылает за море послов уговаривать варягов на войну с Греками. Характерно, что летописец написал по-украински „вабя” (сравните современное украинское: „приваблюючи”). Привожу выдержку из текста договора Игоря с греками: „Мы от рода Рускаго слы и гостье: Иворъ посолъ Игорєвъ великаго князя Рускаго и обьчии сли: Вуєфастъ Стославль сына Игорева, Искусєви Олгы княгыни, Слуды нєтии Игорєвъ, Оулебъ Володиславль, Каницаръ Перъславинъ, Шигобернъ Сфандръ, жены Оулебовы, Прастенъ Турдуви, Либи Арьфастов, Гримъ Сфирковъ, Прастенъ Акунъ нетии Игоревъ, Кары Тудковъ, Каршевъ Тудоровъ, Єгри Єрлисковъ, Воистовъ Иковъ, Истръ Сминдовъ, Ятьвагъ Гунаревъ, Шибьридъ Алдань, Колъ Клєковъ, Стегги Єтоновъ, Сфирка Алвадъ Гудовъ, Фудри Тулбовъ, Муторъ Оутинъ купець, Адунь Адолбъ, Ангивладъ, Оулебъ Фрутанъ, Гомолъ, Куци Ємигъ, Турьбридъ, Фурьстенъ, Бруны Роалъдъ Гунастръ, Фрастенъ, Инъгелдъ, Турбернъ и другии Турбернъ, Оулебъ Турбенъ, Моны, Руалдъ, Свеньстиръ, Алданъ,Тилии, Апубкарь, Свень Вузеловъ и Синько биричь, послании от Игоря...” Много ли тут скандинавских и вообще — славянских имён? Из списка отчётливо видно: какую роль играли эти послы, и какое они занимали положение: Воистов посол — Иков (кому принадлежит это имя и насколько оно скандинавское? Оно явно иудейское сравните Иков-Иаков), Оулеб — посол Володислава, Искусев — „и Ольгы княгини”, Вуефаст — посол Святослава, Каницар — посол Предиславы. Одним словом: „Кто не слеп — тот видит”. После подписания договора, греческие послы прибыли в Киев для принятия присяги от населения в верности заключённым соглашениям и тут мы встречаемся с удивительнейшей неожиданностью: Игорь и все его „скандинавы” клянутся перед ликом русских богов, именами русских богов, и самое удивительное — клянутся на славянский лад, сняв с себя металлические предметы и положив оружие на землю! Это ли не свидетельство их славянского происхождения, ведь мы знаем, какое отношение в древности имела религия в жизни людей и потому не можем даже теоретически предположить, что захватившие власть скандинавы могут отдаться под покровительство славянских богов. Некоторым особняком стоят лингвистические исследования, результаты которых противоречивы, а порой и неожиданны, однако не следует забывать, что в Великом княжестве Литовском, Русском и Жемайтском официальным языком был именно древнерусский язык. Если следовать логике исследователей, выискивающих иранские слова в нашем языке и в топонимике, то следует сделать вывод что литовцев (не имевших письменности) никогда не существовало в природе. Точно такой же вывод можно сделать в отношении германцев, французов и испанцев, ведь все первоисточники и источники средневековья — написаны на латыни! Я умышленно не говорю о старой доброй Англии, король которой только в 13 столетии соизволил говорить на английском языке, предпочитая общаться на северофранцузском со своими лордами. Вообще, держать иноземцев при дворах властителей было в правилах средневековья. Нет нужды рассказывать о шотландцах Людовика 11, напомню только, что иноземцев с охотой принимали на службу и русский гетьман Калединский (Мазепа) державший в своей столице полки „сердюков” и „компанейцев”, и московский князь Пётр Первый, раздававший иноземцам целые области для управления, и московитские большевики, расставлявшие на должностях всевозможных латышских стрелков. В этом свете киевские князья, дружины которых состояли порой из „одних псарей и половцев”, не одиноки и не удивительны. Такова была действительность жизни, и никто не отрицает факт того, что Киевская Русь — это продукт не только деятельности восточных славян (которая была определяющей) но и продукт деятельности окрестных народов. Археологические исследования ещё более убедительны в отрицании ведущей роли норманнов на Руси. Я нарочно приведу в вольном изложении суть „работы” одного известного датского учёного-норманиста, который, зная о результатах исследований Гнездовских захоронений, делал более чем сомнительные выводы. По результатам этих исследований известно, что доля скандинавских захоронений или захоронений в который найдена хоть какая скандинавская вещь, не превышает 10% от общего числа захоронений. Это не оспаривают даже сами норманнисты, хотя странно считать скандинавским, захоронение какого-нибудь финна, который носил скандинавскую пряжку на ремне и вместе с нею был похоронен. Смехотворными можно считать и утверждения норманистов (на основании исследования этих захоронений) что варяги были главенствующей силой, поскольку "многие захоронения парные и в них — останки славянских женщин-рабынь”. Позвольте спросить: а что делать мужчине в чужой стране без женщин и где ему брать оных для своих мужских нужд? Не возвращаться же за ними в Скандинавию? Несколько отвлекаясь, скажу, что подобные выводы норманнистов не более научны, чем выводы венгерских учёных о том, что захороненная в богатых одеждах и золотых украшениях славянка непременно была рабыней, поскольку аварок в этом же захоронении хоронили без богатых одежд и украшений (?). Скоропалительностью и необдуманностью выводов страдают не только начинающие исследователи, но и серьёзные специалисты. Никто не оспаривает вклада г-на Толочко в историю Руси, но некоторые его положения и выводы потрясают настолько, что начинаешь думать: уж лучше бы академик им (академиком) не был. В одной своей статье, с немыслимым по своей абракадабрости названием „Русь” очима „України": в пошуку самоідентифікації та континуїтету”, он опускается до странного утверждения: „Україна XVII ст. вже не була „Руссю” ні за одягом, ні за мовою, ні за архетипічними структурами мислення”. Позвольте спросить, а разве современные украинцы сильно напоминают украинцев 17 века, своими одеждами и внешним видом и „архетипічними структурами мислення"? Разница между нами, ныне живущими и нашими предками XVII века настолько разительна, что наблюдатель не зная истории, будет находиться в полной уверенности, что мы — это совершенно другой народ. Вывод один: фантастические измышления о „Рюриках” и варягах — плод позднейшего переосмысления своей роли в истории всех этих потомков Игоря и Ольги, почувствовавших свою историческую значимость. Но лучше всего о фантастичности легенды о призвании варягов свидетельствует всё тот же византийский басилевс Константин Багрянородный, к трудам которого так падки любители Скандинавии. В своём трактате предостерегает сына от того, чтобы тот не шёл навстречу домогательствам киевских князей, страстно желавших царского звания и прочих знаков императорского достоинства. В византийской придворной титулатуре, Великий Киевский князь числился, увы — в стольниках, и даже в эпоху явного могущества Киевской Руси, письма Киевским князьям писались с намного меньшим почтением, чем окрестным государям. Не добившись признания своей царственности от византийских императоров, обиженные киевские князья поспешили возвести свой род к мифическому „Рюрику”, чтобы хоть как-то возвысится над средой „больших и светлых князей, что под их рукою” и вот уже князь московитов Иван Третий, женившись на племяннице последнего византийского императора, обнаруживает непородность своего варяжского происхождения и летописный рассказ о призвании варягов, по его указу обрастает совершеннейшими нелепостями: оказывается „Рюрик” — потомок самого Октавиана Августа. Любопытно, почему этот факт, не предаётся огласке теми, кто отстаивает пресловутую норманнскую теорию? И почему московиты не ищут пепел Октавиана Августа, чтобы провести генетическую экспертизу? Ведь всякая кость, обнаруженная ими в окрестностях Ладоги объявляется мощами легендарного „Рюрика”! Вместе с тем, отрицать существование на Руси варягов, было бы в высшей степени ненаучно. О варягах говорят русские летописи и зарубежные хроники. Всё это вряд ли могли иметь место, не занимай выходцы из Скандинавии важную роль в жизни русского государства. Правда, роль эта была вовсе не такой, как любят расписывать её те, которым мощи Рюрика видятся в каждой кости, найденной в окрестностях Ладоги. Лучше всего понять положение варягов при киевском дворе можно, прочитав записи Мачея Стрыйковского. Любители отечественной истории знают, странный рассказ летописца, об убийстве Бориса Володимировича. Летописец рассказывает, что убив Бориса и везя его тело в Киев. В пути убийцы заметили, что тот ещё дышит. Узнал об этом и Святополк, приславший двух варягов, которые и добили умирающего. В этом рассказе совершеннейшая логическая несуразица — почему те, кому было поручено убить Бориса, сами не добили его? И почему Святополк послал к ним варягов? Неужели от того, что не доверял вышгородцам? Но тогда почему сразу не послал на убийство этих варягов, коль скоро доверял им более? Эти несуразицы отпадают сразу, как только мы читаем текст Мачея Стрыйковского, который пишет о том, что увидав ещё живого Бориса, боярин Путьша (предводитель убийц), приказал двум варягам добить его. В свете темы, освещаемой в данной статье, показателен не только правильное прочтение летописей Стрыйковским, но и намеренное искажение текста летописцем, в котором варяги появляются якобы посланные князем. Всё это говорит о том, что они нанимались не только к князю, но и к мелким князькам и боярам, служа на Руси тем, кто в состоянии был их содержать. Привычка нанимать на службу варягов возникла не сразу и не вдруг, а явилась итогом осмысления киевской знатью необходимости удержания своей власти. Обращал ли когда-нибудь читатель внимание на то, что история не знает примеров когда собственно русских воинов брали бы для охраны государи соседних народов? Из истории известны наёмники скандинавы, швейцарцы, шотландцы, чёрные клобуки (у киевских князей), но неизвестно русских наёмников, которым бы могли доверить свою жизнь киевские правители. О том, что собою представляли „храбрые русичи” на службе у иноземных государей говорит любопытный случай, произошедший с ними в Византии. В середине 11 столетия киевские князья задружили с византийскими басилевсами, один из которых — Никифор, нанял себе отряд телохранителей из числа „русских варангов”. Чем закончилась служба русских варангов при дворе, хорошо известна. Вот что пишет греческий хронист о том памятном дне, когда: „Русские варанги, без всяких видимых причин, начали ломиться в императорские покои, стали стрелять в священную особу басилевса из луков. С большим трудом внешней дворцовой страже удалось оттеснить их в дальние покои. Наутро все он начали раскаиваться и просить прощения”. Вот такими служаками были „храбрые русичи” воспеваемые не только речистыми былинниками прошлого, но и нынешними популяризаторами исторических знаний. О способностях русских воев мог и не знать басилевс Никифор, но уж у нас на Руси своих знали и потому предпочитали держать на службе варягов. Не случайно, что из тех немногих слов, имеющих скандинавское происхождение, все относятся к понятиям службы и услужения, как например слово „тиун”, означавшее надсмотрщика, управляющего. Точно так же обстоят дела и со словом „гридница”, означавшее „сени”. Производное от этого слова — „гридни”, означало младших слуг. То, что варяги были служилой прослойкой, подтверждается и Титмаром Мерзебургским. У него есть удивительная запись в хронике. Описывая со слов очевидцев Киев, он отмечает что, население города состоит из беглых рабов и проворных данов. Запись эту он сделал осенью 1018 года, после победоносного возвращения Святополка и Болеслава в первопрестольный. Чьи даны могли находиться тогда в Киеве, если разбитый и посрамлённый Ярослав ускакал в Новгород всего с четырьмя людьми? Разумеется, это были те скандинавы, которые служили боярам и прочей „нарочитой чади”. Таково было истинное место варягов в русском обществе, в котором они были почти полноправной его частью. Подытоживая сказанное, можно утверждать, что история о призвании варягов — не что иное, как успокоительная соска, для части московитского общестава, заражённого манией величия. А если вымышленная и совершенно несостоятельная легенда о призвании варягов не нужна Украине как наследнице Киевской Руси, то Московии, народу которого есть чего стыдится и есть чем гордится и без этих, сомнительных, россказней о „призвании”, не нужна она и тем более. на главную сaйт управляется системой uCoz © Александр Нехристь. 2007 г.