Рассуждая о старой Руси, меньше всего хотелось, чтобы у читателя сложилось мнние о некоем едином „правильном” народе жившем в древности. „Чистых” народов не бывает, и каждый народ — это смесь основного народа, державообразующего, с другими народами, которые уместно зесь назвать „державосоставляющими”.
Эти народы могут быть близкими и наоборот — далеко отстоящими друг от друга. Да и державообразующим может быть народ вовсе и не самый многочисленный. Малочисленный народ может дать название государству и даже всему народу, как в случае с Францией; бывает и так, что название и державообразующие положения берутся со стороны как в случае с Румынией, а иногда приносятся даже сверху как было в случае с Речью Посполитой, отцы которой порешили вести приеемство от римской республики, с такой увлечённостью, что даже латинский язык старались ввести вместо полького.
Кстати, о Польше...
Варшава для Москвы — это нечто из века в век раздражающее, служащее образцом для того образа врага, который сызмальства прививается гражданам. Нет для москвитов народа более коварного, чем поляки. Всё зло приписывается им, все оскорбления в первую очередь, им — полякам. Между тем, когда московиты по поводу и без повода оскорбляют Польшу и проявляют всяческое неуважение к нашему соседу на западе, они совершенно не задумываются над тем, что в жилах у них самих, помимо азиатской крови, течёт и польская кровь, причём — в изрядном количестве.
Как государство, Польша сложилось во второй половины 10 века. Её история неразрывно связана с первой династией Пястов. Как у всех раннефеодальных государств, история Польши схожа с историей многих европейских государств. Вначале это объединение западных славян, притязания едва ли не на мировое господство, жесточайшие поражения от Чехии, Киевской Руси и Германии, кратковременное восстановление былого могущества, сменившегося полной раздробленностью и уж затем воссоздание польского королевства при правлении другой династии — Ягеллонах.
Вначале, отношение Киева и Гнездно (первая столица Польши) „не складывались”. Поляков летописец не выделяет из общего перечня славянских племён и на Польшу, как и на Чудь, как и на радимичей и вятичей, походы следуют одни за другими. Несмотря на то, что площадь Польши уступала площади Киевской Руси более чем в четыре раза, это не помешало Польским князьям на равных вести борьбу одновременно на трёх направлениях: Западном (Германия), Южном (Чехия) и восточном (Киевская Русь) и даже переходить от обороны к наступлению.
После разорительных войн наступило время примирения, и во второй половине 11 столетия можно видеть удивительную картину, когда и Польшей, и Киевской Русью правят родные внуки Володимира Красное Солнышко: в Польше — Болеслав Второй, в Киеве — Изяслав Ярославич.
Уже в те далёкие времена сложился весьма показательный облик поляка, который включал в себя не только положительные черты, имеющиеся у многих народов, но и черты явно отрицательные, такие как: непомерное самомнение и хвастовство. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить между собой польских правителей из династии Пястов: Мечислава (известного более как Мешко и разбитого Володимиром Святославичем), его сына Болеслава, его внука Мечислава и его правнука Болеслава. Из этой сомнительной плеяды разве что Казимир выделяется своей сдержанностью, рассудительностью и образованностью, но тут скорее всего имело место парижское воспитание.
Казалось, какая связь между нынешними поляками и московитами? Последние, в быту научном и в быту житейском, настолько ненавидят первых, что на первый может показаться, будто между этими народами никогда не было ничего, кроме вражды.
Можно спорить до хрипоты, возражать из обычного человеческой склонности к возражению, становиться в обиженную позу, но нельзя пройти мимо бесстрастных свидетельствах прошлого — материалов археологических раскопок, которые с удивительной ясностью проливают свет на славянскую составляющую московитов.
Мало кто знает, что вал, которым был окружён средневековый город, и на котором возводился частокол, представлял собой обычные срубы в несколько венцов, засыпанные камнем и землёю. Основания таких валов известны по материалам раскопок в Переяславе-Русском и других городах Руси. Обычный способ укрепления валов — это сруб или вертикальная установка столбов (в небольших укреплениях)
При раскопках же московского кремля был открыт не свойственный для русских городов способ укрепления валов, не срубным или столбовым, а так называемым „крюковым” способом, при котором горизонтальные продольные бревна удерживались точно такими же поперечинами-крюками. Такой способ укрепления валов известен только в Польше и даже не в самой Польше в её нынешнем понимании, а только в Великопольше (Гнездно, Познань и др.)
Исследователи польского военного зодчества называет этот тип конструкции «хаковой» (крюковой) от польского слова „хак” (крюк). Таков был, например, вал древнего города Гнездно, но лучше всего изучена такая конструкция в укреплениях Познани, построенных во второй половине X — начале XI в. Нетрудно заметить, что крюковая конструкция, обнаруженная в Московском Кремле, в основном совпадает с познаньской. Разница между ними лишь в тех особенностях, которые связаны с материалом самого вала, ведь при каменном заполнении познаньского вала нельзя было удерживать в нем крюки так, как они укреплялись в песчаной насыпи в Москве — при помощи вертикальных штырей.
Это удивительное сходство объясняется просто: р. Москва, как и притоки р. Оки издревле была заселена выходцами из Польши — племенем вятичей, на что с предельной откровенностью указывается в летописных источниках:
„Радимичи бо и Вятичи од Ляховъ. Быста бо два брата в Лясяхъ: Радимъ, а другыи Вятокъ. И пришедша, седоста: Радимъ на Ръжю и прозвашася Радимичи, а Вятко седе своимъ родомъ по Оце, од него прозвашася Вятичи”.
Это был опаснейший народ, промышлявший разбоем. Если с радимичами справиться удалось сравнительно быстро, то вятичи (ставшие впоследствии одной из составляющей московитского народа) проявили упорство. Как и поляков, их роднят не только общие корни, но и неприятие всего русского (сказывается давняя обида на унижения своих предков).
И те и другие, с необычайным упорством противятся державному Киеву. Так, например, на вятичей дважды ходил походом Володимир Красное Солнышко и дважды вёл с ними изнурительную войну его правнук — Володимир Мономах(!), но даже после этого они долгое время оставались инородным телом в русской среде. Потому, нет ничего удивительного в том что, смешавшись с угро-финским населением, вятичи ещё в эпоху Киевской Руси, являли собой обособленную часть государства.
На это постоянно обращает внимание летописец. Он чётко различает полян ”иже рекомые русь”, остальные племена и от полян и всех остальных — вятичей.
„Поляне бо своихъ отець обычаи имяху: тихъ и кротококъ и стыденьє къ снохамъ своимъ, и къ сестрамъ и къ матеремъ своим, и снохы къ свекровамъ своимъ, и къ деверемъ велико стыденьє имущє... Деревляни живяху зверьскымъ образомъ, жівуще скотьскы и оубиваху другъ друга, ядуще все нечсто... а Радимичи и Вятичи и Северо единъ обычаи имяху, живяху в лиси яко же всякыи звир, ядуще все нечсто, и срамословьє в нихъ предъ отци и пред снохами...”
Вряд ли кто усомнится в том, что летописец уже тогда подметил то, что в наибольшей степени определяет современных московитов: патологическая страсть населения сквернословить к месту и не к месту, грязь в быту и кровожадность. Отвратительная привычка пить спиртное без закуски — это уже прямое следствие угро-финской ассимиляции выходцев из Польши. Тысяча лет минула с тех пор, как были написаны эти строки, но ощущение таково, будто летописец описал сегодняшний день! Но вряд ли он думал тогда, что потомки тех, кто "ядять всё нечисто" по прошествии 1000 лет осмелятся называть себя русскими.
Таким образом, убедительные свидетельства летописи и археологии, говорят о тождестве славянской составляющей московитства с поляками и потому нет ничего удивительно в том, что эти народы, являясь
антогонистами вместе с тем, имеют множество сходных черт, таких как непомерная спесь, чванство и высокомерие.
Любопытно, что сами поляки, не помнят о своём древнем родстве с москвитами. считая их разновидностью русских: Правда, в Вот как выглядит текст в „Трактат о двух Сарматиях” Матвея Меховского:
„Московия — страна весьма обширная в длину и ширину. От Смоленска до города Москвы сто миль, от Москвы до Вологды сто миль”.
„Эти области подчинены князю Московии, а если прибавить сюда земли, занятые тем же князем Московии на севере и востоке”.
„В Московии много княжеств. Есть княжество или земля Московия, откуда на войну выходит тридцать тысяч знатных бойцов, а селян — шестьдесят тысяч”.
"Другие города москов меньше, и замки там меньше, и все сооружено из бревен”.
Как видно, уже из первых строк, слово „русский” Меховскому в отношении московитов не применяет — то ли не считая их русскими, то ли считая их лишь частью русского мира. Скорее всего верно последнее, тем более, что в ряде современных ему источников, наряду со свловом „московия” применяется и слово „россия”. И всё же в глазах современнков Меховского, Московия — всего лишь часть Руси, что, кстати и подтверждается тем самым „подвижением на восток” о котором говорилось в заявлении Госдумы РФ, и которое последовательно осуществлялось именно как захват русских земель. Что же касается "московитов", то такое определение вполне сродни с определением „богемцы” для чехов.
Но древность древностью, а что же остаётся настоящему? А в настоящем имеется налицо то, что заложено в той самой древности, и всякий исследователь, сколь бы он ни желал глядеть вперёд, упирается ногами в прошлое.
Пару лет назад в "Johnson's Russia List" США была опубликована статья Марека Чайковского. "Некоторые замечания об историческом факторе в современных польско-российских отношениях" и любопытна не столько своими оценками происходящего, сколько польским взглядом на историю противостояния Варшавы и Москвы.
Поводом для написания статьи послужило заявление высокопоставленных представителей госдумы РФ о том, что „в течение пяти веков Польша всегда пыталась продвинуться на восток, забыв о своих исторических западных землях, которые немедленно захватили немцы. От Болеслава Храброго до Сигизмунда никто не провоцировал поляков, но они настойчиво продолжали свое наступление на Москву”.
Марек Чайковсий в своих разъяснениях англоязычным читателям тогда сказал:
"Когда в XI веке Болеслав Храбрый стал королем Польши, России в известном нам виде не существовало. В X веке было основано Киевское государство, занявшее большую часть Руси (обширного пространства в Восточной Европе, где обитало русскоязычное население наряду с финскими, булгарскими и другими этническими группами). Киевское государство распалось на отдельные княжества, попавшие впоследствии под господство монголов. Часть Руси оказалась в составе литовского государства. Остальная Русь была разделена на сотни де-факто независимых государств, управлявшихся князьями, постоянно воевавшими друг с другом.
Суть войн состояла в том, что более сильные княжества боролись за господство над Русью — среди них была и Москва.
В течение пяти столетий — с XI по XVI век — обширные пространства Руси были ареной борьбы между рядом преемников Киевского государства (Москвой, Тверью, Рязанью, Псковом, Новгородом и другими), Польшей, Литвой и монголами-татарами. У всех этих держав были одинаково захватнические цели, как и у других стран в Европе, боровшихся за расширение своих владений.
Поэтому мы можем говорить о постоянном польском „наступлении” на Русь, но в то же время придется признать, что и Москва вела наступление на другие суверенные княжества Руси. С сегодняшней точки зрения русские (московиты) считают политику Москвы в те века правильной, и это вполне понятно. Но для того, чтобы быть искренними с историей, нужно помнить, что Россия родилась на империалистической парадигме, созданной в Москве, и в конечном итоге Русь была насильственно захвачена московским государством”.
Таким образом, заявления депутатов госдумы о вечном польском давлении на восток представляют собой искажение истории. Они подразумевают, что с XI по XVI век Московское государство существовало и мирно развивалось само по себе, и лишь поляки из года в год досаждали ему. Но история, была иной”.
Марек Чайковский отдельно останавливается на приписываемом полякам нелюбви к московитам, и считает, что причины этого укоренены в прошлом, и обращает внимание к истории, отмечает: "после смерти Ивана Грозного наступил период, называемый Смутой, когда государство ослабло до такой степени, что некоторые авантюристы и наемники в Польше сочли ее легкой добычей. Некоторые влиятельные политики и сам король были заинтересованы в завоевании России. Польские войска, наемники и обычные бандиты на несколько лет заняли Кремль.
Когда кризис был разрешен, а во главе страны встала новая династия Романовых, (потомки литовского беглеца С. Кобылы — моё прим.) Россия продолжила экспансию. Она была направлена на запад (Польша), на север (Балтийское море), на юг (Черное море) и на восток (Сибирь). Ослабленная Польша считалась ключом к Европе, и с начала XVII века попала в зависимость от России. В конце столетия Россия (наряду с Пруссией и Австрией) стала основной движущей силой, стоявшей за уничтожением польского государства. После первой мировой войны Польша вновь возникла, но вскоре на нее напали большевики, с которыми в 1920 г. она вела кровопролитную войну. В 1939 г. Россия вновь уничтожила Польшу, в тесном сотрудничестве с Германией.
Этот небольшой обзор истории, сделанный Мареком Чайковским, показывает, что у поляков есть причины бояться Московии, так как они вполне обоснованно полагают, что могут стать жертвами очередного нападения.
Марек Чайковский совершенно прав, когда говорит, что историю можно было бы забыть или оставить историкам, если бы она не использовалась как часть текущей политики. На примере заявлений московитского руководства, мы видим, что московитские историки вообще не пытаются говорить об истории, а просто навязывают свои взгляды, используя историю лишь как повод к оглашению своих сомнительных постулатов. Марек Чайковский прямо называет такое поведение искажением истории для достижения текущей политической цели.
Для меня же любопытней всего то, что для М.Чайковского несомненно — Московия, не есть Русь, а представляет собой одно из государств, возникших на русской „оукраине” и боровшееся за господство над Русью. Вместе с нем, нетрудно прочитать между строк о том, что сам М.Чайковский считает домогательства поляков столь же основательными, как и домогательства Москвы.
Как видно из приведенного обзора, верно объясняя суть многих явлений предпосылки которым заложены ещё в древности, М.Чайковский не знает, что истоки славянской составляющей московитов, во многом имеёт польское происхождение. Всё это — странная причуда истории, искусстней любого зверя запутывающей свои следы, по которым тщетно крадётся охотник-исследователь.
|